Сегодня вдруг живо вспомнилось.
Конец января 1996. Недавно виделись и только что переписывались. 28–го позвонила сестра Марианна, и сразу удар: ты слышал — Иосиф умер. Опустился занавес. Ахнула эпоха. Ушел ее голос.
Знаю: записей много, но живого голоса я и люди моего поколения лишись навсегда. Думаю, как многие, я привык в его голосе слышать свой. А какой это звук без отзвука? Все равно, что перестать отбрасывать тень.
Мы с ним часто ездили вдвоем на берег Тихого океана в Сан-Франциско, на Seal Rock. Суровое место. Ветер, волны, туман; за спиной — чудный город, а перед тобой — бесконечная стихия. Последний раз, когда он выступал в Стэнфорде в 1993 или 94 году, у него тембр понизился, и в нем стал слышаться гул морского прибоя. Я ему что-то в этом роде пробормотал тогда, а он, как всегда, криво усмехнулся на комплимент.
Там, на Seal Rock, в прибое, если сильно захотеть, временами еще можно было услышать его голос. Хотя наверняка не скажу. Давно там не был.
Сейчас взял с полки его сборник 1990 г. — Худлит, Москва — будто его и не прогнали из страны в 1972-м. Отличный томик. Он открылся на "Наброске" — злом стишке (его словечко) именно 1972 года. Иосиф умел давать сдачи. Сейчас особенно актуально.
Холуй трясется. Раб хохочет.
Палач свою секиру точит.
Тиран кромсает каплуна.
Сверкает зимняя луна.
Се вид Отечества, гравюра.
На лежаке — Солдат и Дура.
Старуха чешет мертвый бок.
Се вид Отечества, лубок.
Собака лает, ветер носит.
Борис у Глеба в морду просит.
Кружатся пары на балу.
В прихожей — куча на полу.
Луна сверкает, зренье муча.
Под ней, как мозг отдельный,— туча.
Пускай Художник, паразит,
другой пейзаж изобразит.
____________
На фото (фотографировала моя жена Вики Боннелл) мы с Иосифом. Санта Круз. 1973 г. Тот же Тихий океан. Мы стоим на обрыве. Внизу на пляже снимают голую натуру. Мы наблюдаем.
